Интервью президента АО «Медицина», академика РАН Григория Ефимовича Ройтберга газете «Коммерсантъ»
"Здравоохранение — это просто работа" экспертное мнение
Беседовал Владислав Дорофеев
"Здравоохранение". Приложение №189 от 16.10.2018
Фото: Глеб Щелкунов / Коммерсантъ
В одной из самых дорогих частных клиник страны, расположенной в центре Москвы, сегодня можно пройти обследование и получить лечение с использованием передовых технологий по полису обязательного медицинского страхования (ОМС). Какие заболевания там лечат по ОМС, приносит ли это прибыль частному медучреждению и почему государству работать с коммерческими клиниками выгоднее, чем с государственными, рассказал академик РАН, президент ОАО "Медицина" Григорий Ройтберг.
— Мы с вами еще в 2012 году разговаривали о планах работы по ОМС, и вот я теперь вижу эти результаты: есть реализация. Сейчас у вас по тарифам ОМС работают три отделения: ЭКО, лучевая терапия, ПЭТ/КТ. Есть продукт, который вы смогли реализовать с помощью государства, а не было бы стремления — не было бы этого результата.
— Стремление имеет значение, я с вами согласен, но только нашего энтузиазма было недостаточно. Я планировал работу по ОМС начать еще в 2012 году, но получилось только в 2017-м. Потому что появилась политическая воля, и это реально видно, это, надо сказать, плюс государства. Наиболее значимые изменения мы видим в онкологии, особенно в Москве.
Кстати, мы были первой частной клиникой в Москве, которая начала работать в системе ОМС в условиях 1990-х годов.
— Но как вам удается оказывать услуги по ОМС не в убыток клинике?
— Это не убыточно при такой загрузке. Да, норма прибыли снижается, но она достаточна, чтобы работать при таком обороте. Кроме того, когда у тебя при этом еще есть 20-30% от общего потока платных пациентов — а они всегда появляются, то результат вообще получается интересным. Боюсь впасть в пафос, но если можно помочь многим больным и при этом еще и улучшить экономические показатели, то это само по себе замечательно. Поясню. У нас очень большой расход по амортизации оборудования. Много миллионов рублей в год стоит техническое обслуживание отделения лучевой терапии. Пройдет через отделение 100 человек или 1 тыс.— амортизация оборудования стоит одинаково. И так, и так надо платить. Поэтому эти миллионы за обслуживание, считайте, мы уже сэкономили, заработав их на ОМС.
А все платные пациенты уже идут в плюс клинике. Во-первых, в общем, если без деталей, лечить по тарифам ОМС для нас рентабельно. И, во-вторых, пациент, пришедший по ОМС и увидевший вдруг клинику, в подобной которой прежде не бывал, решает увидеть и другие применяемые в ней технологии, обращается в другие отделения.
Хочу ли я, чтобы государство платило больше? Конечно. Но оно не будет. Чтобы быть справедливым, скажу, что во всем мире на госзаказах клиники еле-еле выезжают. Я хорошо знаю, как устроено здравоохранение Германии и как — в Израиле, сейчас активно знакомимся с Испанией. Везде так. Государство дает тебе количество пациентов, практически любое, но, как правило, государственный тариф дает не более 8% рентабельности, и это при идеально организованной логистике. Зато у нас появляются другие возможности. Основные достоинства работы в ОМС — это предсказуемость и хорошая загрузка.
— То есть за счет лучшего оборудования, лучшей техники, лучших специалистов, лучшей организации можно увеличить оборот и проходимость и таким образом выходить на рентабельность?
— Притом что цены у нас более чем оптимальные. Например, по квоте курс лучевой терапии стоит 252 тыс. руб., (кстати, платный курс примерно в два раза дороже). В Израиле такой же курс (в переводе на рубли) — 1,2 млн. руб. Качество лечения у нас в клинике, может быть, одно из лучших в мире. При этом зарплата у врачей более чем достойная. Наши врачи сегодня зарабатывают не хуже, чем их коллеги, например, в Испании.
Кстати, лучевую терапию в рамках ОМС мы можем делать даже жителям других регионов. ФОМС Москвы нам региональных пациентов оплачивает в рамках взаиморасчетов с регионами. Кроме того, пациенты, придя к нам, не хотят уходить. Они готовы у нас получать платную помощь, потому что привыкают к хорошему. Что бы ни говорили вокруг о бедности. Это миф, что у нас очень плохо. У нас по-разному. Как и всюду. Например, в Бельгии очередь на КТ — четыре месяца. В Англии каждый третий пациент не доживает до операции из-за очередей, а к стоматологу люди, чтобы получить номерок, становятся в очередь с ночи. Нет сомнений, что средний уровень оказания помощи у нас отстает от ведущих стран. Но лучшие наши клиники оказывают услуги на уровне ведущих мировых клиник.
— Какие еще направления и диагнозы вы готовитесь лечить по ОМС?
— В рамках ОМС Москвы мы готовимся внедрить еще некоторые другие заболевания. В частности, малоинвазивное шунтирование (то есть без подключения к аппарату искусственного кровообращения). Думаю, это произойдет в будущем году. Это щадящая операция, и она доступна 60-70% пациентов с сердечно-сосудистыми заболеваниями.
Мы готовимся в 2019 году значительно увеличить спектр услуг по ОМС. Мы готовы к любой высокотехнологичной помощи в рамках такого полиса. Ключевое слово — "высокотехнологичной". Например, на холецистэктомию в рамках ОМС государство выделяет порядка 45,5 тыс. руб. Никто не хочет работать за такие деньги. И мы не можем. Если же вы делаете эту процедуру с использованием высоких технологий, то тариф будет уже около 104 тыс. руб. Мы в эту сумму укладываемся, и нам еще что-то остается. То есть мы готовы оказывать помощь по тарифам ОМС и проводить высокотехнологичное лечение в массовом масштабе. У нас все для этого есть: подготовленные врачи, уникальная аппаратура! Государство и больной от этого только выиграют. Кстати, вы знаете, отчего государству выгоднее работать по ОМС с частными клиниками?
— Чем с кем?
— Чем с государственными медицинскими учреждениями! Потому что государство заплатило нам, частной клинике, тариф — и все, голова у него ни о чем не болит. А государственной больнице государство заплатило тариф, а еще нужно построить новое здание, заплатить налог на имущество, купить новое оборудование и так далее. А частная клиника все эти нужды закрывает сама.
Более того, должна быть реальная конкуренция между частными и государственными медучреждениями. Должна быть конкуренция между всеми.
— Как вам представляется, может быть в здравоохранении какое-то соотношение между государственной и частной медициной? Например, 50:50?
— При всем том, что я был в начале рождения частной медицины в стране, я очень боюсь резких шагов. В медицине, в здравоохранении все должно быть очень эволюционно. Я думаю, что будут отмирать неэффективные и частные, и государственные клиники. Будут побеждать сильнейшие. Отомрут плохие. Что плохого в этом? Какое будет соотношение? Не знаю, думаю, никто не знает оптимального соотношения.
Кстати, в этом году мы впервые столкнулись с тем, что государство имеет денег больше, чем могут осилить частные клиники. Наш план по услугам — ежегодно 15% роста. А с онкологией — 20%. И пока для нас это потолок. Мы взяли 880 квот по лучевой терапии на год. А государство готово было нам дать больше, но мы в этом году столько взять не можем. На следующий год — да, сейчас — нет.
— Пожалуй, вот только сейчас в разговоре с вами я с такой очевидностью осознал, что не имеет значения — частная клиника или государственная...
— Я об этом уже 25 лет говорю. Форма собственности не имеет значения. Пусть сама жизнь рассудит. Может быть, государственная медицина окажется эффективнее! Конечно, должен быть какой-то объем помощи в рамках ОМС, который не зависим ни от чего. Должны оставаться защищенные государством статьи лечения. Никто не должен умереть на улице от инфаркта миокарда или от аппендицита, оттого что у него нет денег. Это даже не обсуждается. Но пациента по ОМС при этом не положат в одноместную палату, и он не будет иметь право выбора врача.
Для меня главное отличие частной медицины от государственной — это свобода принятия решений и независимость. Я боюсь выглядеть скучным, но здравоохранение — это просто работа. Поэтому сегодня, если главный врач государственного медицинского учреждения не может заработать денег, пусть он поменяет работу. И нет других вариантов. Потому что таких возможностей, которые есть в государственной медицине сейчас, не было никогда. Они получают такие же деньги за все произведенные услуги, но при этом им дали все готовое и дальше будут давать все готовое.
Сейчас врачи в государственной медицине развращены. Но не деньгами, а безнаказанностью. Возможностью не отвечать за то, что они делают. А у нас, в частной медицине, все по стандартам и протоколам. Например, грушу, которую подают на полдник пациенту, моют не менее двух раз. Поверьте, я знаю. И проверяю иногда. Один раз горячей, потом холодной водой. А температура раствора, который подается во время операции шунтирования, должна быть не 36,8 и не 37,2, а ровно 37 градусов по Цельсию.
